Достоевский был помешан на рулетке. По всем хейзингическим статьям то же самое геймерство.
Достоевский, в отличие от всех (ВСЕХ! Кто до него, потом был Чехов, конечно, но и тот менее идеологичен) великих русских писателей позволяет своим героям мыслить самостоятельно. Да, в результате они у него заходят оооочень далеко, но это, хм, не боязнь "игры идей" (тогра автор не показывал бы этих идей, провоцируя на подумать и читателя). И у Достоевского играющий совсем не ОБЯЗАТЕЛЬНО заиграется (см. "Подростка", да и Алёшу Карамазова тож). Он заигрывается только тогда, когда он до конца последователен и ПОЛНОСТЬЮ в игре. Как Федор Карамазов. Как подпольный парадоксалист (хотя Достоевский при этом показывает меру ответственности: можно играть, ТОЛЬКО играть, причем честно, без топора, рискуя только собой - и опа, из рассуждений Мвана Карамазова выдыруг выскакивает Смердяков). Другое дело, что "чистой" радости (вне Христа) у Достоевского не бывает. Да, пожалуй, мрачненько, но тут дилемма игра/серьезность, пожалуй, не совсем работает, хотя на горизонте и маячит. И это не вина Достоевского. Это беда православия, подвинутого на серьезности без вариантов. Как по указам Алексей Михалыча 49 и 51 годов, кажется: всем (окромя государя и ближних его) в будние дни работать и молиться, а в праздники паки и паки молиться. Все остальное (списком: чай, кофе, качели, карусели, хороводы, шашки, шахматы) - от лукавого, грех, запретить. Достоевский тут просто ударен традицией, да и то усиленно пытается встать после удара. Его болезненность и извращенность - результат того, что он бескомпромиссно, глубоко и открыто думает... стоя (живя?) на Лобном месте. Он не столько дурак, сколько опять-таки симптом.
При этом, что любопытно, чистую радость своим героям дает Толстой. Но! Толстой действительно НЕНАВИДИТ игру, как и любую условность, любые правила, любую искусственность, любую вне-биологическую красоту. Вспомни сцену в театре в ВиМе или омерзительность красавицы Элен; вспомни рассуждения кн. Андрея на Бородинском поле о том, что всех французов надо убить (а не благородно победить, к примеру). Игра у Толстого - это неправда. И мысль у Толстого - это тоже неправда. Вот у Толстого действительно звучит "смирись, гордый человек" - потому что гордость не есть результат силы, как у Достоевского, а результат тупого самообмана. Правда в биологическом существовании. Жил-жил, нарожал детей и помер. Так что великий писатель, но дурааак... причем наглый и высокомерный дурак, который считает читателей не товарищами по несчастью, а трудновоспитуемыми дебилами, коим можно и нужно рассказывать сладкие сказочки, чтобы не дай бог не начали думать сами - это как раз Толстой, ИМХО.

Кстати. Вспоминая соседнюю тему. Вот как раз то, что ты хаешь в лейтенантской прозе - это ни фига не достоевщина, это самая что ни на есть махровая толстовщина. В сопоставимой исторической ситуации, с позиций сопоставимого жизненного опыта, с тем же на самом деле надрывчиком ("нас обманули и, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, предали") и с той же наполеоновской высоты: "Я видел такое, чего вам, червям, и не снилось, и теперь буду учить вас жить". Проявляется у всех по-разному, но вектор один. Любопытно, что вот у "Потерянного поколения" это не обязательный момент. У Ремарка нету, вытеснено ощущением фронтового товарищества - есть свои, и перед ними не надо картину гнать. Ну и перед остальными не обязательно. А вот у Хемингуэя есть. У лейтенантов - очень интересно: ТАМ, на фронте, есть фронтовое товарищество, "равенство сословий" (кроме штаба и генералов, они пьют и едят нашу смерть!) и вот та самая... практическая картина мира, что ли, но "сюда", в мирную жизнь, это подчеркнуто не выносится, теряется на рубеже конца войны (Бондарев). У Толстого такого нет в принципе, граф принципиально и подчеркнуто стоит в позе "Две вершины: Я и народ". С учетом того, что его читатель к народу отношения не имеет - любопытная картинка получается. А вот Достоевский пишет для равных, хотя мозги равным, конечно, имеет по полной программе. Но - иначе. С ним можно спорить. А Толстой - это радио. Нет, хуже, магнитофонная запись выступления Вождя.

Достоевского пугают не любые игры, то есть не любые идеи, а одна-единственная идея-идеология, либеральная, западная, европейская Нового времени.
Две мировые войны как бы подтверждают, что его страх не был напрасен.

МИм, мы с тобой с разных сторон смотрим на объект, а он не сфера, чтобы совпадать в вертикальной и горизонтальной проекции.

Ты прав безусловно - но в горизонтали "история русской литературы"
А я не обязательно права - и в вертикали "те же вопросы в современной ситуации".

Можно процитировать?

Diary best, да, конечно

Ваш пост добавлен в  Diary best и участвует в Конкурсе на лучшую запись месяца.

alwdis, Мыслящий человек там ВСЕГДА страшен. - эм...а как же Мышкин? Коленька? или молодой человек из "Сна смешного человека"? в конце концов Евгений Палыч?

Достоевский и Толстой не любили мысль? боялись её? зачем же тогда они писали такие произведения, в которые вкладывали: "есть же идеи, высокие идеи" *цитата из "Идиота"* и то же Христианство, что один написал всё что о нём думает в своих произведениях, что другой назвал Ветхий Завет: "чудовищным"